Академик РАН Андрей Воробьев: "Когда Церковь лезет в аборты, это ошибка". «Врач подобен Богу Великие врачи могут иметь разную методу

Андрей Иванович Воробьев родился 1 ноября 1928 года в Москве. В 1936-м, когда ему было восемь лет, арестовали обоих его родителей (отец сразу был расстрелян). Далее - интернат детей репрессированных сначала в Рязанской, затем в Пермской области. C 1943 по 1944 год работал маляром, электриком.

В 1953 году окончил 1-й Московский медицинский институт. С 1953 по 1956 год работал врачом в Волоколамской районной больнице - терапия, акушерство, патологическая анатомия, педиатрия. С 1956 года - в клинической ординатуре на кафедре гематологии Центрального института усовершенствования врачей. С 1966 года - зав. клиническим отделом Института биофизики Министерства здравоохранения СССР. В 1987- 2011 гг. - директор Института гематологии и переливания крови, преобразованного позже в Гематологический научный центр Российской академии медицинских наук. В 1990-1991 гг. - народный депутат СССР. В 1991-1992 гг. - министр здравоохранения РСФСР. В настоящее время - главный научный сотрудник Центра теоретических проблем физико-химической фармакологии РАН.

С 1971 по 2018 год - зав. кафедрой гематологии и интенсивной терапии Центрального института усовершенствования врачей.

Член-корреспондент РАМН c 1984 года, академик РАМН с 1986 года, академик РАН с 2000 года - Отделение физиологических наук.

Специалист в области клинической физиологии крови, радиационной медицины.

Академик А.И. Воробьев - советский и российский учёный-гематолог, получивший заслуженное признание в нашей стране и за рубежом. Ему и его сотрудникам принадлежит заслуга внедрения в отечественную медицинскую практику программной терапии острых лейкозов, которая дала возможность более не рассматривать острые лейкозы как неизлечимые заболевания. Он сформулировал и опубликовал свое понимание опухолевой прогрессии, опирающееся на оригинальное тогда клональное представление о природе лейкозов, о мутационной основе их изменчивости, морфологии и поведении этих опухолей, их разделении на моноканальные - доброкачественные и, с наличием субклонов, злокачественные. В начале 70-х гг. (раньше западных коллег) вместе с М. Д. Бриллиант ввел интралюмбальную цитостатическую профилактику нейролейкемии вместо облучения головы.

Впервые в мире ими была разработана система биологической дозиметрии, которая позволяла на основании клинических признаков и времени их появления, изменений в крови, хромосомного анализа еще до развития ярких симптомов болезни определить ее будущую тяжесть, сроки развития агранулоцитоза и пр. Велик его вклад в разработку методов терапии краш-синдрома при землетрясениях и в создании новых, соответствующих современному развитию средств доставки и эвакуации, принципов оказания трансфузиологической помощи в очагах стихийных и техногенных массовых катастроф. Впервые в стране освоено промышленное получение VIII и IX факторов свертывания, обеспечивая себя IX фактором полностью. Получен патент на генно-инженерный фактор VIII.

Для борьбы с очень высокой смертностью родильниц от массивных кровопотерь в руководимым им ГНЦ была создана бригада помощи, которая в масштабах страны внедряла в акушерскую практику остановку кровотечения родильниц массивными трансфузиями свежезамороженной плазмы, а не цельной крови, как это практиковалось ранее - смертность родильниц в стране была снижена вдвое, а в крупных городах - в четыре и более раза.

Достигнуты успехи в лечении ранее неизлечимых лимфосарком разной локализации, лимфомы Бёркитта, плохо поддававшейся лечению IV стадии лимфогранулематоза, результатом которого стали стойкие ремиссии на первом цикле модифицированных программ высокодозной терапии. Такие ремиссии по прошествии нескольких лет надо считать выздоровлением. Эти результаты превосходили зарубежные данные. Усилиями ученых ГНЦ впервые в мире стали излечимы с результативностью, близкой к 100%, несколько опухолей системы крови: В-клеточные лимфосаркомы лимфоузлов, миндалин селезенки, желудка.

Внесен принципиальный вклад в развитие современной гематологии, как в клинико-морфологическом, так и в экспериментальном отношении. А.И. Воробьевым была разработана схема кроветворения, которая лежит в основе всех современных работ по лейкогенезу. Разработана оригинальная теория опухолевой прогрессии лейкозов, опирающаяся на явление повышенной мутабельности опухолевых клеток, появление субклонов в ранее моноклональной опухоли. Вместо бытовавшего ранее описательного подхода к опухолевому росту осуществлено выявление универсальных закономерностей развития злокачественных опухолей, осмыслены не связанные ранее морфологические, функциональные, цитогенетические и клинические признаки опухолевого роста.

Были выявлены особенности аварийной острой лучевой болезни, показавшие тщетность надежд при ней на трансплантацию костного мозга. Результатом этой работы стал отказ от банков костного мозга, уже построенных в СССР на случай атомной войны. Благодаря этой работе, СССР существенно опережал своего гипотетического противника - США.

Сформулировано важное понятие о цитостатической болезни, ее патогенезе, принципах и условиях терапии. Им было дано классическое описание патогенеза лучевой болезни, создана единственная в мире комплексная система биологической дозиметрии, включающая анализ кинетики клеточных популяций, анализ хромосомных перестроек и морфологических изменений тканей. Это привело к разработке теоретических основ патогенетической интенсивной терапии в лучевой патологии, гематологии и других состояниях, характеризующихся массивным распадом тканей.

Главной своей заслугой на должности министра здравоохранения А.И. Воробьев считает то, что за это время ни одно лечебное учреждение не было приватизировано. За годы его директорства в ГНЦ число коек в клинике центра возросло вчетверо.

В 1986 году А.И. Воробьев - инициатор создания и член правительственной медицинской комиссии по аварии на ЧАЭС. Наша медицина оказалась готовой к Чернобыльской аварии, когда подтвердилась незаменимость патогенетической интенсивной терапии в условиях массовых радиационных поражений при ликвидации последствий аварии.

Род. 01.11.1928 года в Москве.

В 1953 г окончил 1-й Московский медицинский институт. С 1953 по 1956 гг. работал врачом в Волоколамской районной больнице, где занимался и терапией, и патологической анатомией, и педиатрией. В 1956 г. поступил в клиническую ординатуру Центрального института усовершенствования врачей на кафедру терапии под руководством крупнейшего советского терапевта - академика Иосифа Абрамовича Кассирского.

После ординатуры оставлен на кафедре ассистентом, а в 1956 г. стал доцентом. В 1963 г. защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата медицинских наук, посвященную изучению структуры эритроцитов при гемолитических анемиях.

К 1965 г. сформулировал и опубликовал свое понимание опухолевой прогрессии, опирающееся на оригинальное тогда клональное представление о природе лейкозов, о мутационной основе их изменчивости, морфологии и поведении этих опухолей, их разделении на моноканальные - доброкачественные и, с наличием субклонов, злокачественные (будущая докторская диссертация).

В 1966 году А. И. Воробьев назначен заведующим клиническим отделом Института биофизики Министерства здравоохранения СССР. Вместе с ним ушла часть сотрудников кафедры Кассирского. Основная тема - лучевая болезнь. Впервые в мире ими была разработана система биологической дозиметрии, которая позволяла на основании клинических признаков и времени их появления, изменений в крови, хромосомного анализа (Евгений Кириллович Пяткин) еще до развития ярких симптомов болезни определить ее будущую тяжесть, сроки развития агранулоцитоза и пр.

В клинике начались первые трансплантации костного мозга, созданы асептические платы (и А. Е. Баранов). Все это потом было перенесено в ГНЦ РАМН.

В 1968 г. А. И. Воробьев защитил докторскую диссертацию, посвященную проблемам опухолевой прогрессии лейкозов, а в 1969 году ему было присвоено ученое звание профессора.

В 1971 году после смерти И. А. Кассирского Андрей Иванович по его завещанию становится заведующим кафедрой гематологии и интенсивной терапии Центрального института усовершенствования врачей.

В начале 70-х гг. (раньше западных коллег) вместе с М. Д. Бриллиант ввел интралюмбальную цитостатическую профилактику нейролейкемии вместо облучения головы.

Работая в Институте биофизики и на кафедре коллектив А. И. Воробьева тесно сотрудничал с учеными Института переливания крови И. Л. Чертковым, Л. С. Любимовой, В. В. Кочемасовым. Уже тогда выявились особенности аварийной острой лучевой болезни, показавшие тщетность надежд при ней на трансплантацию костного мозга. Результатом этой работы стал отказ от банков костного мозга, уже построенных в СССР на случай атомной войны. Благодаря этой работе, СССР существенно опережал своего гипотетического противника - США.

Тогда же было сформулировано важное понятие о цитостатической болезни, ее патогенезе, принципах и условиях терапии. Им было дано классическое описание патогенеза лучевой болезни, создана единственная в мире комплексная система биологической дозиметрии, включающая анализ кинетики клеточных популяций, анализ хромосомных перестроек и морфологических изменений тканей. Это привело к разработке теоретических основ патогенетической интенсивной терапии в лучевой патологии, гематологии и других состояниях, характеризующихся массивным распадом тканей.

Вместе с выдающимся организатором «лучевой медицины» В. И. Шахматовым была клинически промоделирована ситуация аварийной острой лучевой болезни. И хотя эпидемиологические последствия предусмотреть было невозможно, наша медицина была готова к Чернобыльской аварии 1986 г., когда подтвердилась незаменимость патогенетической интенсивной терапии в условиях массовых радиационных поражений при ликвидации последствий аварии.

В 1984 г. А. И. Воробьев избран членом-корреспондентом, в 1987 г. - действительным членом Академии медицинских наук СССР.

Работы коллектива под руководством А. И. Воробьева получили заслуженное признание в нашей стране и за рубежом. Именно ему и его сотрудникам принадлежит заслуга внедрения в отечественную медицинскую практику программной терапии острых лейкозов, которая дала возможность более не рассматривать острые лейкозы как неизлечимые заболевания. В 1987 году Андрею Ивановичу с соавторами присваивается звание лауреата Государственной премии СССР за цикл работ «Новые методы диагностики и интенсивной терапии заболеваний системы крови».

В 1988 г. от РАМН А. И. Воробьев был избран народным депутатом Съезда народных депутатов СССР, позже - Верховного Совета РСФСР.

С 1987 по 2011 год являлся директором Гематологического научного центра РАМН.

На посту директора особенно ярко раскрылся организаторский талант А. И. Воробьева. Общеизвестна его работа по организации ликвидации медицинских последствий аварии на Чернобыльской АЭС, за которую он был награжден орденом Ленина (1988). Велик его вклад в разработку методов терапии краш-синдрома при землетрясениях и в создании новых, соответствующих современному развитию средств доставки и эвакуации, принципов оказания трансфузиологической помощи в очагах стихийных и техногенных массовых катастроф.

А. И. Воробьев добился перевода Центра из подчинения системы Минздрава в РАМН.

Впервые в стране в Институте переливания крови им. А. А. Богданова ГНЦ освоили промышленное получение VIII и IX факторов свертывания, обеспечивая себя IX фактором полностью. Получен патент на генно-инженерный фактор VIII.

По примеру довоенных лет были открыты филиалы Центра в Красноярске и Архангельске.

Для борьбы с очень высокой смертностью родильниц от массивных кровопотерь в ГНЦ была создана бригада помощи (под руководством В. М. Городецкого, им же была написана инструкция по оказанию помощи), которая объездила практически всю страну и внедряла в акушерскую практику остановку кровотечения родильниц массивными трансфузиями свежезамороженной плазмы, а не цельной крови, как это практиковалось ранее. В результате этой работы смертность родильниц в стране была снижена вдвое, а в крупных городах - в четыре и более раза.

Стали внедряться (А. В. Кременецкой) высокодозные и, как оказалось, впервые высокоэффективные программы.

Были достигнуты успехи в лечении ранее неизлечимых лимфосарком разной локализации, лимфомы Бёркитта, плохо поддававшейся лечению IV стадии лимфогранулематоза, результатом которого стали стойкие ремиссии на первом цикле модифицированных программ высокодозной терапии. Такие ремиссии по прошествии нескольких лет надо считать выздоровлением. Эти результаты превосходили данные зарубежных публикаций.

Усилиями ученых ГНЦ впервые в мире стали излечимы с результативностью, близкой к 100%, несколько опухолей системы крови: В-клеточные лимфосаркомы лимфоузлов, миндалин селезенки, желудка, Бёркитта.

В 1991-1992 гг. - министр здравоохранения в правительстве Б. Н. Ельцина. В непростые годы развала экономики и системы финансов, ставя нужды больного превыше всего, с помощью единомышленников в Правительстве подготовил Указ Президента о финансировании отдельной строкой бюджета особо дорогостоящие виды медицинской помощи: сердечно-сосудистой хирургии, нейрохирургии, гематологии и пр. Этот Указ (от 26 сентября 1992 г.) спас высокотехнологичную медицинскую помощь, которая не покрывалась обычным страхованием и бюджетом, в решающей степени способствовал сохранению отечественной системы здравоохранения, научных кадров и приоритетных научных направлений и центров.

В итоге, не только Центр выжил, но и сохранились высококвалифицированные кадры.

Научная школа А. И. Воробьева в числе ведущих научных школ России получила поддержку Российского фонда фундаментальных исследований. Неоднократно он представлял отечественную медицину на международных форумах и съездах.

Научный коллектив под руководством А. И. Воробьева внес принципиальный вклад в развитие современной гематологии, как в клинико-морфологическом, так и в экспериментальном отношении. Им была разработана схема кроветворения, которая лежит в основе всех современных работ по лейкогенезу. Разработана оригинальная теория опухолевой прогрессии лейкозов, опирающаяся на явление повышенной мутабельности опухолевых клеток, появление субклонов в ранее моноклональной опухоли. Вместо бытовавшего ранее описательного подхода к опухолевому росту осуществлено выявление универсальных закономерностей развития злокачественных опухолей, осмыслены не связанные ранее морфологические, функциональные, цитогенетические и клинические признаки опухолевого роста.

Изучением дифференциации эритропоэза по возрастному профилю с помощью анализа кинетики лизиса показано существование потенциально обособленных (резервный клон) эритроцитов, которые производятся костным мозгом в условиях напряженного эритропоэза. С помощью того же методического подхода показано принципиальное различие эритроцитов разных возрастных групп (при их морфологическом сходстве), что явилось еще одним подтверждением теории «клеточных пластов».

На основе всестороннего анализа широчайшего спектра патологии человека, в первую очередь лейкогенеза, предложена теория «клеточных пластов», которая утверждает, что в постнатальном развитии организма происходит смена функционально родственных родоначальных клеточных элементов, что, в частности, объясняет принципиальное различие опухолей одного возрастного периода от морфологически сходных опухолей другого возрастного периода.

Работа А. И. Воробьева неразрывно связана с преподаванием не только гематологии, но и кардиологии, трансфузиологии, морфологии, дифференциальной диагностики и интенсивной терапии критических состояний на кафедре гематологии и интенсивной терапии Центрального института усовершенствования врачей (ныне - Российской медицинской академии последипломного образования). Его блестящие лекции по проблеме внутренней медицины, утренние конференции, на которых, отталкиваясь от конкретных клинических ситуаций, обсуждаются самые острые вопросы диагностики и лечения, широко известны не только в Москве, но и далеко за ее пределами. Проводимые под его руководством, начиная с 1972 года, ежегодные декадники памяти И. А. Кассирского «Новое в гематологии и трансфузиологии» стали практически неформальными съездами гематологов всей страны и стран СНГ.

Автор около 400 научных работ, в том числе монографий, учебников и учебных пособий. Наиболее важные из них: «Кардиалгии» (1998), «Острая массивная кровопотеря» (2001), «Руководство по гематологии в 2-х томах» (2002, 2003). Под его руководством защищено 57 диссертаций, в том числе 15 докторских.

С 2000 г. А. И. Воробьев - академик Российской академии наук.

Более 30 лет Андрей Иванович является председателем Московского городского научного общества терапевтов, главным терапевтом Медицинского центра Управления делами Администрации Президента РФ. Он являлся главным редактором журнала «Гематология и трансфузиология».

Почему погиб пациент?
Комментарий крупнейшего онкогематолога, академика РАН Андрея Воробьева по делу Елены Мисюриной

В городе Москве, отлично обеспеченном службой крови с большими запасами любых компонентов крови, вдруг погибает больной от кровотечения из сосудов, якобы, пораненных трепаном при проведении стандартной диагностической процедуры — трепанобиопсии. Пусть будет правдой (хотя допустить это в опытных руках невозможно), что врач спутала подвздошную кость с крестцом, пусть (что крайне маловероятно и никем не наблюдалось) были трепаном ранены сосуды таза. Но перевязкой кровоточащих сосудов занимались на операции хирурги, сосуды они перевязывать умеют. Это бессмысленно подвергать сомнению. Почему же больной погиб от массивной кровопотери? От кровотечений из разорванных сосудов, даже при отрыве ноги взрывом, сегодня не умирают.

При этом хирурги в клинике, двое с половиной суток наблюдающие больного, открывшие брюшную полость, перевязывают все сосуды, казавшиеся им источником кровотечения. Безуспешно. Почему погиб пациент? Потому что остановка кровотечения механическая, из большого сосуда не останавливает кровоточивость из мелких, обусловленных нарушением — истощением факторов свертывания.

Вообще у этого случая стандартная ошибка. В свое время акушеры не знали ДВС, называли маточное кровотечение после родов — «атоническим». За этим следовал комплекс лечебных мероприятий: массаж матки, перевязка сосудов, прошивание кровоточащих тканей, переливание крови, желательно «теплой», ампутация матки… Если пациентка доживала до приезда специальной бригады, переливание 1-2-3 литров свежезамороженной плазмы молниеносно останавливало кровотечение. Это и есть типичная картина ДВС-синдрома — диагноза, выставленного в стационаре пациенту Бобкову. Выставленного, но не леченного единственным эффективным средством — свежезамороженная плазма внутривенно 1-2-3 литра.

Надо иметь в виду: ДВС-синдром впервые в мире был описан в шестидесятые годы нашей соотечественницей Марией Семеновной Мачабели. Позже лечение свежезамороженной плазмой предложил Зиновий Соломонович Баркаган. До лечения акушерского ДВС свежезамороженной плазмой наша страна теряла в 6-8 раз больше родильниц, чем Европа. Теперь все это в прошлом.

Андрей Иванович Воробьёв (род. 1928) — российский учёный-гематолог, академик РАН и РАМН, профессор, доктор медицинских наук, директор НИИ гематологии и интенсивной терапии, руководитель кафедры гематологии и интенсивной терапии Российской медицинской академии последипломного образования (РМАПО). Первый министр здравоохранения Российской Федерации в 1991-1992 гг. Ниже размещена статья об А.И. Воробьеве, опубликованная в 2003 году в "Ежедневном журнале" .

Борис Жуков

Врач народа

Крупнейший российский гематолог Андрей Воробьев так и не принял ни конвейерных технологий в лечении, ни рыночных начал в организации здравоохранения.

Говорят, что однажды Андрея Воробьева попросили подписать заключение о смерти пациента - зачем-то нужно было, чтобы факт, который может установить любой врач, был заверен подписью светила. Речь шла о чистой формальности. Андрей Иванович уже было и ручку занес, но в последний момент заупрямился: «Нет, я так не могу. Раз я подписываю, мне нужно хоть глянуть на него». После недолгих возражений («Да чего глядеть-то, он уже остывает!») профессора проводили к новопреставленному. Воробьев в самом деле только посмотрел на него. И тут же сказал: «Послушайте, здесь что-то не то - мертвые так не лежат. Ну-ка давайте его в реанимацию!» Если эта история и придумана - она хорошо придумана.

Лицо болезни

Минувший век породил больше лекарств и медицинских инструментов, чем вся предыдущая история медицины, начиная от Гиппократа. Платой за это невероятное богатство стала нарастающая специализация медиков. Сегодня человек может иметь диплом врача, работать в лечебном учреждении и при этом вообще не видеть больных, имея дело только с их клетками или тканевыми антигенами. Изменилась сама идеология лечения: причины болезни сменились факторами риска, исцеление - средним временем жизни после назначения лечения, описания течения недуга - статистическими выкладками. Современная практическая медицина любит точное измерение множества показателей, на основании которых врач выбирает наиболее вероятный диагноз. В идеале этот выбор должен быть совершенно рациональным действием, доступным не только любому врачу, но и достаточно совершенной диагностической машине.

Кстати, в гематологии такие машины - автоматические счетчики клеток крови - были созданы. Они исправно выполняли рутинную часть анализа. Но отличить нормальный пролимфоцит (клетку, которой предстоит стать лимфоцитом) от лейкозной клетки оказалось им не под силу.

В одной из своих статей Андрей Воробьев пишет о том, как много лет назад с той же трудностью столкнулся его учитель Иосиф Кассирский, организовав на своей кафедре в Институте усовершенствования врачей двухмесячный цикл занятий по гематологии. Оказалось, что их слушатели - профессиональные врачи с опытом практической работы - никак не могли научиться распознавать на препаратах бласты - клетки, способные к активному делению (к ним относятся и лейкозные клетки). На проклятые бласты приходилось тратить больше времени, чем на все остальные клетки крови, вместе взятые. А потом со зрением стажера что-то такое вдруг происходило - как у человека, разглядывающего «загадочную картинку», на которой ветви дерева, стебли травы и вовсе уж случайные черточки вдруг складываются в притаившегося тигра. И в дальнейшем врач, однажды научившийся узнавать бласты, будет их узнавать всегда и везде.

Статья называлась «Образ болезни» и была посвящена любимой мысли Воробьева: у всякой болезни есть «лицо», целостная картина, и никакой набор диагностических признаков не может заменить умения врача видеть. Какие бы эксперты и специалисты ни были привлечены к диагностике, за больного и его судьбу всегда отвечает лечащий врач. Именно он должен свести воедино данные всех анализов (для чего неплохо бы уметь разбираться в них самому, а не полагаться безоглядно на выводы специалистов) и принять решение. Не «наиболее вероятное», а единственно верное. И никакая статистика, сколь бы полезна она ни была для изучения причин и механизмов болезни, к конкретному лечению конкретного больного отношения не имеет - больной всегда уникален.

Это кредо Воробьева, решительно расходящееся с тенденциями медицины ХХ века, можно было бы счесть чудачеством, натурфилософскими благоглупостями стареющего корифея, если бы не два обстоятельства. Во-первых, Воробьев - и это отмечают все знающие его коллеги, в том числе и те, кто относится к нему критически, - до сих пор сохранил интерес к врачебным и диагностическим новинкам и способность учиться. А во-вторых, его собственные достижения в медицине - как клинические, так и научные - полностью соответствуют этому кредо. Ставя диагноз больному или исследуя механизмы заболевания, он не столько обнаруживал новые факты, сколько составлял из разрозненных и на первый взгляд противоречащих друг другу данных осмысленную и цельную картинку. Так было с лейкозами, которыми Андрей Иванович занимался большую часть своей научной жизни, - и разобрался-таки, почему определенные типы лейкозов возникают только в определенном возрасте, почему одинаковые с виду опухоли по-разному реагируют на лечение и почему нередко опухоль становится тем «злее» и невосприимчивее к терапии, чем дольше ее лечат. Так было и с массивными переливаниями крови: Воробьеву и его сотрудникам удалось понять, почему собственная кровь погибающего от массивной кровопотери человека словно сопротивляется его спасению, то застывая множеством сгустков-тромбов по всему телу, то, наоборот, теряя всякую способность к свертыванию. Конечно, в этих (и многих других) исследованиях использовались самое современное для тех лет оборудование и методики, но идеология исследования, постановка вопросов была словно взята из работ времен Пастера и Вирхова. Недаром в одной из посвященных Воробьеву статей его назвали посланцем из XIX века в XXI.

Чистокровный доктор

Возможно, представление Андрея Воробьева о будущей профессии начало складываться еще в детстве: его отец был врачом, а мать - дочерью врача. Правда, контакт с родителями был недолгим: обоих арестовали еще в 1936-м, когда Андрею было восемь лет. Был шок, была неприкаянная жизнь то у бабушки, то у бывшей домработницы. Был интернат в Рязанской области, куда детей репрессированных вывезли летом 1941 года и откуда в начале ноября спешно отправили в Пермскую область.

В 1943 году Андрей вернулся в Москву. Снова жил у родственников, работал маляром, крутился как мог, доучивался в вечерней школе. Ухитрился закончить ее с золотой медалью и в 1947-м поступил в Первый мединститут, где многие еще помнили старшего преподавателя кафедры физиологии Ивана Воробьева. Это и помогло: сына «врага народа» по всем понятиям должны были завалить на собеседовании (которое проходили медалисты вместо экзамена), но друзья отца ухитрились переложить его дело из папки «На собеседование» в папку «Приняты». Сам Воробьев узнал об этом много лет спустя.

По окончании института попал в Волоколамскую районную больницу, где дипломированный врач поневоле должен был быть всем - и терапевтом, и акушером, и патологоанатомом. К тому же у молодого доктора, как и у многих детей репрессированных, боль и унижение переплавились в стремление преодолеть, «доказать», в гипертрофированную требовательность к себе. Видимо, тогда и сложилась эта несокрушимая воробьевская убежденность: врач должен владеть в совершенстве всеми методами современной медицины. А также не отказываться от больного, не отнимать надежду, не брать с пациента денег и т. д. - в полном соответствии с моральным кодексом народолюбивой земской медицины XIX века. Кстати, шефом Воробьева в Волоколамской больнице как раз и оказался старый доктор Николай Плотников, начинавший свою практику земским врачом.

В 1956 году Воробьев поступил в ординатуру кафедры терапии Центрального института усовершенствования врачей. Кафедру возглавлял уже упоминавшийся выше Иосиф Абрамович Кассирский - крупнейший терапевт своего времени. Своими учителями в медицине Воробьев называет многих людей, но Кассирский среди них занимает особое место. Именно он увлек молодого врача (мечтавшего, как и большинство его сверстников-коллег, о кардиологии) морфологией клеток, и прежде всего - клеток крови. Кассирскому тоже понравился молодой вдумчивый врач - после ординатуры он оставляет Андрея на кафедре ассистентом, потом делает его доцентом.

А в 1971 году Воробьева, уже пять лет руководившего клиническим отделом Института биофизики Минздрава (головного учреждения страны в области исследования и лечения лучевой болезни) и успевшего за эти годы стать доктором наук и профессором, приглашают возглавить кафедру, которую ему завещал Кассирский. Она уже называется «кафедра гематологии и интенсивной терапии», и за 16 лет руководства ею Воробьев становится непререкаемым авторитетом в клинике лейкозов и вообще в гематологии. Следствием чего явились и все более частые консультации в «кремлевке» (среди должностей Андрея Ивановича есть и такая - главный терапевт медуправления администрации президента РФ), и координация врачебной работы в Чернобыле, за которую он получил орден Ленина, и, наконец, назначение в 1987 году на должность директора Гематологического научного центра (ГНЦ) РАМН - знаменитого богдановского Института переливания крови. Были и награды, и академические звания, и депутатство, и все, что полагается живому классику.

Красная линия

Приверженность Воробьева идеологии и этике земской медицины - это не только личный кодекс поведения. Это и вполне определенные взгляды на саму организацию врачебного дела - медицина должна быть бесплатной для больного и доступной для всех. За больного должен платить здоровый, за бедного - богатый. А организовать все это должно государство, обеспечивая всем своим гражданам равный доступ к лечению. Частные клиники, страховые полисы и палаты «люкс» могут существовать только как дополнение к государственному здравоохранению, образцом которого Андрей Иванович упрямо считает здравоохранение советское.

Социально-медицинские взгляды неисправимого социалиста Воробьева гармонично дополняются политическими: начиная с перестроечных лет он вновь и вновь пишет статьи по истории, свидетелем и участником которой был он сам, пытаясь вопреки всему отделить Сталина от Ленина. Воробьев участвует практически во всех политических инициативах, в названии которых присутствуют слова «социал-демократический», - чтобы через некоторое время вновь с грустью констатировать, что «в отличие от всех развитых стран» в России нет настоящей социал-демократии. (Зюгановскую КПРФ он не считает ни социал-демократической, ни вообще левой и очень сожалеет, что этой партии отдано на откуп ленинское теоретическое наследство.)

И вот этот-то человек оказался членом самого либерального кабинета за всю историю России - правительства Гайдара. Что у него могло быть общего с «гарвардскими мальчиками», торопившимися поскорее передать в частные руки все, что в принципе может быть отделено от государства?

Пожалуй, только одно: готовность браться за то, от чего отказываются все. Это сегодня все знают, как надо было правильно и безболезненно проводить реформы в России. А осенью 1991 года грамотных специалистов, готовых возглавить разваливающиеся на глазах ведомства, было меньше, чем кабинетов в министерских зданиях. В сколоченном наспех «правительстве реформ» Воробьев проработал все время его существования - с ноября 91-го до декабря 92-го. (Он был единственным министром, никогда не состоявшим в КПСС, - и единственным, кто, заняв кабинет, оставил на месте портрет Ленина.) По свидетельству знакомых, к исходу этих 13 месяцев он выглядел полуинвалидом, сам же он доныне считает, что в качестве министра принес больше пользы стране, чем на любой другой должности в своей жизни. И главной своей заслугой числит то, что за все время его министерства ни одно лечебное учреждение не было приватизировано. Любые слова о том, что такая заповедность на деле означает «приватизацию активов», приватизацию возможностей при сохранении за государством обязанностей, Воробьев просто не воспринимает: «Медицина должна быть государственной. Капиталист обманет. Капиталист всегда обманет».

Оказалось, что и в просвещенном и гуманном воробьевском варианте «народолюбство» немыслимо без патернализма. Да, в ГНЦ сегодня бесплатно лечат людей «с улицы» по направлениям из районных поликлиник (если, конечно, найдется место - хотя за годы директорства Воробьева число коек в клинике центра возросло вчетверо, но будь их еще вчетверо больше, их все равно не хватит на всю Россию), а его реанимация берет больных, от которых отказываются другие клиники. За попытки же «договориться частным образом» Воробьев (смиренно терпящий в институте откровенных бездельников) увольняет беспощадно. Но при этом узнать что-то о состоянии больного и проводимом лечении не удастся не только журналистам, интересующимся состоянием здоровья главы государства, но и отцу, приехавшему издалека справиться о попавшей в реанимацию дочери: «Справок не даем, таков порядок. Что делают? Что надо, то и делают. С кем разговаривать? С кем хотите». Воробьев до сих пор не может без осуждения говорить о практике сообщения больному тревожного диагноза - не говоря уж об обсуждении с ним тактики лечения: «Говорят, что врач должен привлечь больного к решению его судьбы, сделать грамотным соучастником лечения... Грамотным больного сделать нельзя, даже если он врач».

Специалисты по искусственному интеллекту некоторое время назад выяснили: для того чтобы машинная программа обладала свойствами личности, некоторая часть заложенных в нее сведений должна обладать абсолютной защитой от исправлений и обновления. Видимо, они правы.

Андрей Иванович Воробьёв (род. 1928) — российский учёный-гематолог, академик РАН и РАМН, профессор, доктор медицинских наук, директор НИИ гематологии и интенсивной терапии, руководитель кафедры гематологии и интенсивной терапии Российской медицинской академии последипломного образования (РМАПО). Первый министр здравоохранения Российской Федерации в 1991-1992 гг. Ниже размещен текст его интервью , которое он дал корреспонденту журнала «Нескучный сад» Леониду Виноградову в 2007 году. Однако поднятые им проблемы до сих пор не утратили своей актуальности. Больше материалов об Андрее Воробьеве можно найти на его персональном сайте: www.aivorobiev.ru .

- Андрей Иванович, любое ли вмешательство Церкви в общественную жизнь вы считаете недопустимым?

Не в общественную, а в государственную. У нас до революции Церковь была государственной, и, где-то начиная с 1991-1992 годов, вновь стала внедряться в государство. Это унизительно для Церкви, отталкивает от нее людей. Зачем? У государства свои интересы. Все попытки религии влезать во власть, в государственные учреждения заканчивались огромной кровью: Варфоломеевская ночь, крестовые походы, сожжения… А потом уничтожали самих религиозных служителей. Зачем Церковь освящает банк? Банк никогда не был другом человека. Это банки устроили дефолт и не вернули людям деньги. Бедным людям. Нечего там делать Церкви. У меня нет противостояния с Церковью. Я вырос в религиозной семье, воспитан в русской культуре, часть которой - Православная Церковь. Но я убежденный атеист. Как врач я не могу не быть атеистом.

При епархиальной комиссии города Москвы по церковной социальной деятельности есть служба помощи бездомным, зимой работает ночной автобус «Милосердие» (единственный в Москве). Сотрудники службы спасают тысячи замерзающих на улице, при необходимости устраивают их в больницы и приюты, помогают с документами, билетами на родину, стараются помочь с работой (хотя признают, что большинство бездомных не настроено на социализацию). Что плохого в таком участии Церкви в жизни общества?

Ради Бога, участвуйте. Но помните, что когда речь идет о сотнях тысяч людей, никакая благотворительность не поможет. Полмиллиона беспризорных, поток беженцев из искусственно отделенных республик на совести нашего государства. Нельзя перекладывать вину государства на население. Не может в XXI веке быть ни беспризорных, ни бездомных. Если немец приехал в Россию что-то строить по просьбе Ивана IV, его потомок сегодня (через пять веков!) может вернуться в Германию, и ему как немцу будут предоставлены жилье и работа. А мы своих людей, вынужденных бежать из республик, не устраиваем, бросаем на произвол судьбы. Почему они должны платить деньги, которых у них, конечно, нет, на строительство нового жилья?

У нас пустует, умирает провинция. Так поднимайте ее! Деньги есть, только надо на них не небоскребы в Москве строить, а жилье в провинции для граждан из бывших республик. Государство обязано вмешаться. Что может здесь сделать Церковь? Обращать внимание на бессовестное отношение государства к собственным гражданам. Что же вы помалкиваете? Мы пишем, а вы где? Мы живем в христианскую эру, и это не случайное название. Оно принято человечеством как понятие о новых моральных ценностях, провозглашенных в Нагорной проповеди. Мне глубоко безразлично, когда и где она написана, но это гениальный документ, который определяет порядок жизни на планете для верующих и неверующих, православных, католиков, лютеран, мусульман.

Христианские ценности - основа для написания законов, правил поведения, взаимоотношения людей. И вот на них должна обращать внимание Церковь (я не люблю нажим на слово «православная» - есть христианство, а настаивание на исключительности, традиционности православия всегда приводит к разладу). На то, как эти ценности попираются. Но как раз на это Церковь внимания не обращает. Церковь согласна с властью там, где должна быть против. А служба помощи бездомным? По-моему, это вид участия там, где ничего не делается. Я как врач обязан потребовать от государства бесплатной помощи для больных, потому что они не могут заплатить. И если с них требуют деньги, это организованное убийство.

- Если мне память не изменяет, лет 10 назад вы в программе у Познера выступали против эвтаназии?

Нет, память вам не изменяет.

Этой весной тема опять всплыла. В Интернете появилось сообщение, что в Совете Федерации готовится закон о легализации эвтаназии, началось массовое обсуждение. Естественно, многие священники и православные миряне высказались на эту тему. Должно ли, на ваш взгляд, общество прислушиваться к мнению Церкви об эвтаназии?

Есть вещи, которые неприлично даже обсуждать. Нельзя ставить под сомнение основы нашей культуры. Сказано: не убий. Давайте будем два тысячелетия спорить, правильно это или неправильно, в каких случаях все-таки можно убивать? Не нужен этот разговор. Можно ли в исключительных случаях применять смертную казнь? Нельзя! Хотя бы потому, что это самый надежный способ сокрыть преступление: подставили кого-то, сфабриковали дело и закрыли. Вот в Голландии разрешена эвтаназия. Ну и что? Голландия торгует женщинами. Вы были в Амстердаме? Видели витрины, на которых выставляют полуголых женщин? Там и наркотики легально продаются. Эвтаназия недопустима, и это не подлежит обсуждению. Любые аргументы «за» ошибочны. Мы регулярно оживляем людей, у которых все остановилось - не работает сердце, не работают легкие, мозг «прямой».

Если я вам покажу объемы саркомной опухоли, которые дают 90-процентную излечимость при условиях грамотного и надежного подхода, то у вас язык не повернется спросить про кого-то: а если он хочет умереть? Хочет, потому что не знает пути излечения. Церковь должна на это отреагировать резко и коротко. А подробно обсуждать эту тему неприлично. Как и многие другие. Есть общечеловеческие ценности, которые вообще не могут быть предметом научного анализа. Не лжесвидетельствуй. Почему? Ну давайте будем болтать на эту тему! По-моему, и так все ясно. Чти отца и мать. Тоже кто-то скажет: а в Америке дети с 18 лет становятся независимыми и родителям не помогают. Что мне Америка? Она только недавно от суда Линча отказалась. У нас такая культура великая, а мне Америку в пример приводят. Есть моральный кодекс, и не нужно его подвергать бесконечному обсуждению. Может быть, насчет прелюбодеяния затеем дискуссию?

А как вы относитесь к обращению католических епископов Литвы к литовскому министру здравоохранения? Они озабочены, что по распоряжению Минздрава Литвы будущие студенты-медики, желающие получить специальность акушера-гинеколога, должны уметь делать аборты?

Аборт - не социальный, а медицинский вопрос. Это медицинская проблема, Церковь здесь ничего не может сказать, кроме как провозглашать пустопорожние фразы, что если жизнь зачата, то это будет убийством. Допустим, человек болен, у него СПИД, и он может заразить невинное дитя, сделать его уродом! Если беременна женщина после 30 (а особенно после 40), то есть вероятность, что одна хромосома у нее не разойдется. И она будет беременна не человеком, а дауном, у которого 47 хромосом вместо 46. Он родится уродом. Зачем урода рожать? Сегодня мы можем по анализу клеток крови плода, циркулирующих в крови матери, определить, что у нее в утробе урод. В крайнем случае, я могу взять из околоплодного мешка воду. Там есть клетки плода, и по ним определю. Я могу предупредить рождение многих уродов и таким образом избавить от них людей, а их самих -- от того, чтобы быть уродами. Я могу дать определение человека. Человек -- это 46 хромосом. Пойдите в тюрьму, посмотрите. Знаете, какой там процент уродов? 10 процентов. Вы пойдите к юристам, которые заключенных держат в собачьих условиях, вот где место Церкви!

- Церковь в тюрьму ходит.

Ходит, но плохо. Если в тюрьме есть пытки, значит, Церкви там нет. Если до сих пор в мире сохранилось понятие «русская тюрьма» как понятие ужаса, значит, Церкви там нет.

- Люди с синдромом Дауна преступниками не становятся, у них вообще нет агрессии.

С синдромом Дауна не становятся. А с дополнительной икс-хромосомой становятся. Среди повторных убийц очень высок процент лишних хромосом. Это не совсем люди, они не могут отвечать за свои поступки. Я предлагал на совместных с Минюстом заседаниях: давайте, мы будем определять хромосомный набор у особо тяжких преступников. И покажем, что вы относитесь к ним, как к людям, а они не совсем люди. Их нельзя выпускать за стены изоляции. Им место не в тюрьме, а в человеческом, но - изоляторе. Но их и бесполезно судить по нашим законам, они другие. У них другой набор хромосом. Когда Церковь лезет в аборты, это ошибка. Это тяжелый медицинский вопрос, сюда без образования носа нельзя совать. А лезут с этическими проблемами. Женщина пришла к врачу -- оставьте их наедине. Представьте, я приду на службу… А я, хоть и атеист, люблю в церкви бывать, правда, последнее время чаще бываю там по грустным поводам. Так вот, приду, а там дьячок так за упокой читает, что хочется пинка ему дать. Но если я вылезу учить его, как читать заупокойную молитву, мне скажут: у тебя больница, там и работай. Чего лезть в чужие дела?

Верующие с этим никогда не согласятся. Но что бы ни думали врачи об абортах, биоэтика сегодня в медицинских вузах - обязательный предмет. И в некоторых вузах ее преподают православные люди, иногда даже священнослужители. Как вы к этому относитесь?

Преподавать медицинскую этику может только очень крупный врач. В том, что ее не может преподавать священник, у меня сомнений нет. Нужны профессиональные знания. Я со священниками не обсуждаю ни вопросы жизни и смерти, ни оказание мной помощи больному, ни характер помощи. Им нет места в моей работе. Мы говорим на разных языках. Поднимитесь ко мне в отделение, почти на всех столиках найдете иконки. Моего авторитета хватит, чтобы перекрыть эти иконки. Но всегда найдется человек, который верит в Промысел Божий. А, извините, верить надо в противоопухолевые препараты.

- Среди ваших пациентов наверняка есть верующие. Если кто-то захочет, чтобы к нему пришел священник…

В рясе, в шапке, в верхней одежде вход в стационар запрещен. Не пущу. Об этом все предупреждены, и ко мне не ходят. Иди домой и приглашай кого хочешь.

- Но у вас же тяжелые больные. Если человек допускает, что может не вернуться домой и хочет исповедоваться?..

Зачем здесь нужен священник, если тут больные лежат? Вы не знаете, что встреча с попом в народе считается несчастьем? Не буду я, ублажая одного больного, приносить неприятности целому отделению. Если священник умен, он может прийти к больному в приемные часы как посетитель. Не в рясе, без креста. И исповедуй, сколько тебе вздумается.

Андрей Иванович, наверное, для вас как материалиста суеверие не менее странная вещь, чем вера в Бога. Почему же вы не считаетесь с одной странностью пациентов, но считаетесь с другой?

Ну зачем насиловать людей? Сам я не считаю встречу со священником плохой приметой. У меня к ним очень хорошее отношение. Я в основном встречал хороших священнослужителей. Но здесь больница, здесь им делать нечего.