Кантемир, мария дмитриевна. Пётр Первый и Мария Кантемир Княжна мария кантемир судьба

Мария Дмитриевна Кантемир

Кантемир Мария Дмитриевна (Кантемирова Марья) (29.4.1700, Яссы - 9.9.1757, Москва), княжна. Дочь молдавского господаря Д.К. Кантемира и Кассандры Кантакузин. В младенчестве привезена в Стамбул (Константинополь), где жил ее отец. Ее учителем был грек А. Кандоиди, секретный информатор русского посла в Стамбуле П.А. Толстого . Обучалась древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, основам математики, астрономии, риторики, философии, увлекалась античной и западноевропейской литературой и историей, рисованием, музыкой. В конце 1710 вернулась с семьей в Яссы, после Прутского похода 1711 жила на Украине, с 1713 в Москве и подмосковном имении «Черная грязь». Обучалась русской и славянской грамоте у литератора И.И. Ильинского . Познакомилась в доме отца с царем Петром I . После переезда в Санкт-Петербург (1720) участвовала в ассамблеях и маскарадах. Попытавшись избежать утомительных увеселений, навлекла недовольство царя и связанное с этим расследование, которое вели П.И. Ягужинский и доктор Л.Л. Блументрост.

Принимала в родительском доме Петра I , А.Д. Меншикова , Ф.М. Апраксина , французского посла Ж. Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и др. дипломатами. Зимой 1721/22 сблизилась с Петром I, чему не препятствовал ее отец, мечтавший породниться с императором и с его помощью освободить Молдавию от османского ига. Сопровождала Петра I в Персидском походе 1722-1723, в Астрахани произошли неудачные роды Марии Кантемир; смерть новорожденного мальчика разрушила планы Кантемиров, они уехали в орловское имение Дмитровку, где господарь вскоре скончался. По завещанию отца Мария Кантемир получила в наследство драгоценности матери стоимостью в 10 тыс. руб. Связь Марии с Петром I возобновилась, когда Екатерина I увлеклась камергером В. Монсом .

После смерти царя Кантемир серьезно заболела, составила завещание в пользу братьев, сделав своим душеприказчиком брата Антиоха . После выздоровления жила в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Петре II переехала в Москву, где служили ее братья. Пользовалась расположением сестры Петра I Натальи. В 1727 сосватала брата Константина и княжну М.Д. Голицыну. В связи с участием брата Марии Антиоха в возведении на престол Анны Ивановны (1730) она назначена фрейлиной императорского двора, жила в Москве в собственном доме на Покровке.

В начале 1732 хлопотала в Санкт-Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Ивановну, Елизавету Петровну , Э.И. Бирона , А.И. Остермана , А.И. Ушакова. Отвергла супружеское предложение грузинского царевича А. Бакаровича. В Москве вела светскую жизнь, общаясь с семьями Черкасских, Трубецких, Салтыковых, Строгановых. Во время коронации в Москве императрицы Елизаветы Петровны присутствовала на торжествах и сумела расположить к себе доктора И. Лестока, М.И. Воронцова. Состояла в переписке с братом Антиохом, в которой, помимо семейных дел, содержится ряд исторических сведений о воцарении

Любовница императора Петра Великого .

Биография

Мария попыталась избегать утомительных увеселений, и этим навлекла недовольство царя, по приказу которого началось расследование, которое вели Павел Ягужинский и доктор Блументрост . 1 ноября в дневнике Ильинского записано: «Павел Иванович Ягужинский с доктором Лаврентием Лаврентьевичем (Блументростом) да с Татищевым (царским денщиком) приезжали осматривать княгиню и княжну: в правды ли немогут (нездоровы), понеже в воскресенье в сенате не были» .

В родительском доме Мария принимала Петра I, Меншикова , Фёдора Апраксина , французского посла Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и другими дипломатами .

С Петром Первым

Зимой 1721 года начался роман царя с двадцатилетней Марией, который поощрял её отец, и, по некоторым догадкам, старый товарищ Петра I, интриган Пётр Толстой . В первые месяцы 1722 года, будучи в Москве, Мария отказала в своей руке князю Ивану Григорьевичу Долгорукову. В 1722 году Петр отбывал в персидскую кампанию : из Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань. Царя сопровождала и Екатерина , и Мария (вместе с отцом). Мария была вынуждена остаться в Астрахани с мачехой и младшим братом Антиохом, так как была беременна.

«В случае рождения сына у княгини, царица опасается развода с нею и брака с любовницею, по наущению Валахского князя».
(депеша французского посла Кампредона , 8 июня 1722 года) .

По другим указаниям, Мария всё же смогла родить сына. Император Священной Римской империи жалует её отца в 1723 году званием князя Священной Римской империи, что делало её статус выше . Но сын Марии умирает. Царь вернулся из похода в Москву в декабре 1722 года.

Вероятно, верна версия о том, что роды у Марии произошли, но они оказались неудачными, и новорожденный мальчик умер . Майков пишет:

Пока происходила эта экспедиция, в Астрахани, на государевом рыбном дворе, где было отведено помещение для Кантемирова семейства, совершилось издалека подготовленное темное дело. Княжна Мария преждевременно разрешилась недоношенным младенцем. Есть известие, что эти роды были искусственно ускорены мерами, которые принял Поликала, врач семьи Кантемиров, состоявший также при Царицыном дворе, - руководил же действиями Поликалы не кто иной, как приятель князя Димитрия П. А. Толстой. Ему не впервой было играть двойственную роль: сближая княжну с Петром, он в то же время хотел быть угодным Екатерине; несчастная княжна оказалась его жертвой, хрупкою игрушкой в его жестких руках. Теперь супруга Петра могла быть покойна; опасность, которой она боялась, была устранена .

Кантемиры уехали в орловское имение Дмитровку, где в 1723 году умирает и её отец. По его завещанию она получила драгоценности матери стоимостью в 10 тысяч рублей. Свои имения господарь завещал тому из сыновей, который по достижении возраста окажется наиболее достойным, это привело к многолетнему судебному спору четырёх сыновей со своей мачехой, которая требовала 1/4 (вдовью) часть состояния - судебные тяжбы будут тянуться много лет (до 1739 года) и результат будет зависеть от того, кто будет на престоле, человек, расположенный к Кантемирам, или же нет. Весной 1724 года Екатерина была коронована императрицей, а Толстой был возведён в графское достоинство. Когда осенью 1724 года Екатерина увлеклась Виллемом Монсом , связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но ни к чему не привела, поскольку в январе 1725 года он скончался.

После Петра

После смерти царя Мария серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, назначив своим душеприказчиком Антиоха. «Пока сенат обсуждал вопрос о наследстве умершаго господаря, княжну Марию снова постигла тяжкая болезнь. Нравственною причиною ея были, очевидно, те треволнения, какия ей пришлось испытать в последние годы. Внимание Петра, возобновившееся после его разрыва с Екатериной из-за Монса, возродило честолюбивыя мечты в сердце княжны; но неожиданная кончина государя нанесла им внезапный решительный удар» .

После выздоровления проживала в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Екатерине I она находится в опале. При Петре II она переехала в Москву, где служили её братья; пользовалась расположением сестры нового царя, Натальи. В 1727 году Мария способствует свадьбе своего брата Константина с княжной М. Д. Голицыной . Благодаря милостям Анны Иоанновны , которая пригласила её ко двору фрейлиной (1730), Мария построила «в приходе Троицы на Грязех» два дома у Покровских ворот , пригласив Трезини . Когда двор решил вернуться в 1731 году в Петербург, Мария получила разрешение остаться в Москве. Эти милости были оказаны ей, так как её брат Антиох способствовал восшествию Анны на престол. В начале 1732 года Мария хлопотала в Санкт-Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Иоановну, Елизавету Петровну , Бирона , Остермана , А. И. Ушакова. Хлопоты были связаны с продолжающейся тяжбой с мачехой.

Замуж Мария не выходит, отвергает руку грузинского царевича Александра Бакаровича, сына выехавшего в Россию в 1724 году Карталинскаго царя Бакара . Она удаляется от двора и подолгу живёт в своем московском доме, впрочем, ведя светскую жизнь и общаясь с московской знатью. Присутствовала на коронации в Москве императрицы Елизаветы и сумела расположить к себе доктора Лестока и канцлера Воронцова . В 1730-х годах в её доме был литературный салон . В 1737 к ней сватается Федор Васильевич Наумов , но она отказывает, так как понимает из его слов, что он больше прельщен её предполагаемым состоянием.

Она поддерживает переписку (на итальянском и новогреческом языках) со своим братом Антиохом, проживавшем в Париже. Переписка сохранилась и содержит ценные исторические сведения, часть из которых изложена эзоповым языком с целью обмана перлюстрации.

В начале января 1744 года она писала ему, что намеревается продать свои земли брату Сергею, а себе оставит лишь небольшой клочок, чтобы построить тут монастырь и постричься в нём. Раздосадованный этим известием, больной брат отвечал сестре письмом на русском языке, в котором сперва делал распоряжения на случай своего прибытия из Италии в Москву, а затем говорил: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем; я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусной чин, или буде то противно моей воли учините, то я в век уже больше вас не увижу. Я желаю, чтоб по приезде моем в отечестве, вы прожили всю жизнь со мною и в доме моем были хозяйкою, чтоб сбирали и потчивали гостей, одним словом - чтоб были мне увеселением и спомощницей».

Антиох, страдавший хронической болезнью, скончался в марте 1744 года в 35-летнем возрасте. На свои средства Мария перевезла тело брата из Парижа в Москву и похоронила его рядом с отцом - в нижней церкви Никольского Греческого монастыря.

По местной легенде, Мария похоронена в построенной ею церкви .

Источники

Майков Л.
Сообщения современников об отношениях Петра к княжне Марии Кантемировой находятся в депешах де-Кампредона (Сборник Имп. Русск. Историч. Общества, т. XLIХ, стр. 114 и 352), и в записке цесарскаго дипломатическаго агента (Büsching’s Magazin für die neue Histone und Geographie, 13. XI); позднейшия - в Anecdotes Шерера (Londres. 1792), т. IV, и в Memoires du prince Pierre Dolgorouki. Généve. 1867. Ср. также Архив князя Куракина, т. I, стр. 93, и Сказания о роде князей Трубецких, стр. 183.

В литературе

Чиркова З. К. Мария Кантемир. Проклятие визиря.
Гордин Р. Р. Петру Великому покорствует Персида. - М .: АРМАДА, 1997.
Гранин Д. Вечера с Петром Великим

В кинематографе

«Пётр Первый. Завещание », (2011). В роли Марии Кантемир - Елизавета Боярская

Напишите отзыв о статье "Кантемир, Мария Дмитриевна"

Примечания

По некоторым указаниям у Кантемира было две дочери по имени Мария, и вторая умерла в 1720 году. По другим указаниям, эту девочку звали Смарагдой. Также упоминается дочь Кантемира, видимо, от второго брака: Екатерине-Смарагда Дмитриевна Кантемир (1720-1761), камер-фрейлина, статс-дама императрицы Елизаветы Петровны, жена Дмитрия Голицына
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 18-24.
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 47-48.
Майков Л. . // Русская старина, 1897. - Т. 89. - № 1. - С. 49-69.
Сухарева О. В. . - М ., 2005.
Густерин П. В. Первый российский востоковед Дмитрий Кантемир / First Russian Orientalist Dmitry Kantemir. М., 2008, с. 25.
Антиох Кантемир // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт ; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. - М . : Большая Российская энциклопедия , 1997. - 976 с. - 100 000 экз. - ISBN 5-85270-277-3 .



Супруги

Фаворитки

Метрессы и жены денщиков

Отрывок, характеризующий Кантемир, Мария Дмитриевна

– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.

Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.

Мария Кантемир – молдавская княжна, первая фаворитка царского двора, последняя любовь Петра Великого, на ладони которой был выжжен магический знак Тамерлана – три соединенных вместе кольца.

Она родилась в Турции. Ее учителем был грек – чёрный монах Асди Кандаиди. Он привил Марии любовь к книгам. Открыл для нее тайную, полную мистики библиотеку Хана Темира, Тамерлана.

Она читала много и подолгу. И однажды в одной из книг она находит старую выцветшую записочку на непонятном ей языке. Несколько слов и картинка – рисованная тушью маленькая девочка, как две капли воды похожая на Марию. Она сказала учителю: «Это мне послание от Тамерлана»

Она была маленькой девочкой, когда они с учителем поздним вечером сидели у окна, занимались астрономией, смотрели в телескоп, изучали звезды, как вдруг с неба упала звезда. «Это тайный знак» – сказал Кандаиди.

Мария тайно ночью уходит искать упавшую звезду. Ее разыскивали три дня. Подняли на ноги всю прислугу. Стали отчаиваться.

Кандаиди закрылся у себя в келье, три дня и три ночи беспрерывно молился.
На утро третьего дня Марию обнаружили спящую над книгами в библиотеке. Где ты была? – спросил ее отец, Дмитрий Кантемир.

Она не ответит. Просто протянет ему левую руку, покажет на ладони страшный ожег, след которого останется на всю жизнь в виде трех колец соединенных вместе. Это знак Тамерлана. Потом девочка расскажет отцу, что она держала звезду Тамерлана в руке.

Это случилось 9 апреля, как раз в тот самый день, когда родился Тамерлан, Аксак-Тимур, Железный хромец, Хромой Тимур, как называли его.

Мария сутками не вылезала из библиотеки Тамерлана. Она разговаривала с ним во сне. Она писала ему письма.

В ночном небе светила полная луна.

Однажды учитель Кандаиди услышал, как она разговаривает сама с собой на неизвестном ему языке. Что это за язык? – спросил учитель. Мария пришла в себя и ответила: «Это тюркский»

Учителю стало любопытно, откуда Мария знает тюркский язык. Мария так посмотрела на Кандаиди, что тот испугался. Мария заговорила на персидском. Сказала, что зря он тогда повернул войска на юг. «Нужно было продолжать завоевание Руси. Я уже был в шаге от Москвы». Кандаиди понял, что в Марию вселился дух Тамерлана.

Тамерлан, завоевав Елец, не пошел на Москву. Это случилось именно в тот день, когда москвичи встречали образ Владимирской иконы Пресвятой богородицы.

Ходили легенды, что в покоренном Ельце он влюбился в пленную княжну, сделал ее своей любимой женой, она его опоила, отговорила идти на Москву, где служили князю ее братья. Тамерлан пришел в себя только, как попал в переделку с арабами, во время которой ему отрубили два пальца на руке. После боя он понял, что княжна из Ельца его охмурила. И приказал отрубить ей голову. В наступление на Москву второй раз так и не пошел. Хотя мечтал всю жизнь.

Мария тоже мечтала. Мечтала увидеть Петра Первого, о котором ей рассказывал учитель.

А в полнолуние у нее начинались трансформации сознания. Ожег, в виде трех колец начинал болеть. Мария переставала контролировать ситуация. В ней просыпался дух Тамерлана и требовал покорить Москву.

После этих трансформаций, после переселения душ Мария подолгу болела. Она всей душой ненавидела полнолуние, которое приносило ей столько боли.

Тамерлан тянул ее в Москву. Просил, требовал, умолял, приказывал.

Уже через несколько лет Мария окажется под Москвой, в Царицыно, которое Пётр Первый с широкой руки подарит уже бывшему господарю Молдавии – отцу Марии – Дмитрию Кантемиру.

Тамерлан практически добился своей давней цели. Он оказался в нескольких километрах от Москвы. Но Марии было мало. Она хотела покорить Петербург. И ей это удалось.

Она все свои действия согласовывала со звездами. И советовалась со своим учителем Кандаиди.

Только теперь она не всегда слушалась совета черного монаха - Кандаиди. Ведь у нее появился другой советчик – Тамерлан.

Дождавшись нужного дня, выбрав час, она пришла к отцу. И в самом начале разговора в ней снова проснулась душа Тамерлана, который всегда был прекрасным дипломатом.

Черная магия железного хромца сделала свое дело. Дмитрий Кантемир предал турок, подписал с Петром тайный договор и перешел на сторону России. Подписывают договор. (перья – чернила – печати)

Здесь Мария увидела впервые русского царя. Тогда в ней проснулась женщина. Она полюбила Петра нежно, искренне и самозабвенно...

Это был первый внутренний конфликт духа Тамерлана и Марии Кантемир, которая в первую очередь всё-таки оставалась женщиной, а не политиком. Тамерлан требовал захвата Москвы. А Марию тянуло к Петру, в Петербург.

С того дня внутреннее противоборство Марии стало разрывать ее. Она не хотела того, чего хотел дух Тамерлана. Она поначалу не хотела власти. Она хотела любви.

Пётр попросту влюбился в молдавскую княжну. Все прелести царского двора были в её распоряжении. Ей всё было позволено. Даже критиковать царя.

Петр подолгу разговаривал с Марией. Слушал ее рассказы об астрономии, о звездах.

По секрету Мария рассказала Петру историю про то, что она держала звезду Тамерлана в руке. Поначалу он не поверил. Она показала ему обожженную руку. И вдруг в ней проснулся Железный хромец – Тамерлан.

Она боролась с желанием схватить нож и вонзить его в грудь царя. Но её женская сущность сопротивлялась этому желанию. Приблизило бы это Марию к покорению Москвы? Конечно, нет. Но она чувствовала в себе сумасшедший бандитский дух хана Тимура. Петр стоит напротив Марии. Она дотрагивается до ножа, лежащего на столе.

Полная луна освещала небо. В Марии в очередной раз проснулась душа Тамерлана. Нужно было сделать один шаг, вонзить нож в грудь и дело будет сделано.

Шаг отделял ее от убийства императора. Но Петр опережает, он целует ее ладонь, на которой выжжены три кольца Тамерлана.

И Тамерлан в ней растворяется. В это день Мария впервые познает сладость любви. Пётр в лице молдавской княжны обретет новую фаворитку. А дух Тамерлана в ожидании затаится. Что же будет дальше?

Через неделю Мария окажется в Петербурге. Будет блистать на балах, очаровывать мужчин но оставаться верной только своему первому возлюбленному – императору. (Здесь же впервые заявляем Федора Репнина)

Мария стала законодателем мод. На нее все ровнялись. Правда, на два дня в месяц она куда-то исчезала. Ее нигде не могли найти. Это случалось как раз в дни полнолуния, когда в Марии просыпался Тамерлан, бесновался, требовал покорить Москву, от которой он повернул войска несколько столетий назад.

Петр беспокоился за Марию. Не знал, что думать, даже ревновал. Он приказал тайной разведке следить за действиями Марии. Одним из этих разведчиков был Федор Репнин – незаконнорожденный сын фельдмаршала Репнина. Федор следит за Марией, которая говорит сама с собой на персидском.

Снова полная луна. В эту ночь Фёдор не сводил с нее глаз. Он был поражен красотой Марии. Она была прекрасна. Ее ярко рыжие волосы блестели под луной. Ее черные глаза будоражили воображение. Она единственный раз взглянула на Репнина.

В душе у него всё перевернулось. Он забыл обо всем на свете, бросился к ее ногам и стал признаваться в любви.

Мария же на незнакомом Федору персидском языке сказала «нет» и гордо подняв голову ушла.

Фёдор Репнин упал к ногам Петра. Он просил дать ему другое задание. Может быть даже серьезнее. Он просил послать его на смерть. Он кричал, что его душой завладели дьяволы. Пётр закурил трубку и сказал:

И сказал: Ты единственный, кому я доверяю. Не выпускай ее из виду.

Дух Тамерлана бесновался у нее внутри, просил немедленного захвата Москвы. Она не находила себе места. А через месяц стало ясно, Мария беременна.

На свою беду она многим рассказывала историю про гадалку, которая предсказала, что у нее родится мальчик и будто бы вокруг его головы – золотое сияние.

Гадалка подходит к Марии, берет ее руку и пугается. Мария спрашивает у нее – что такое? Метка дьявола – три кольца.
О предсказании донесли Екатерине.
Однажды к Марии пришел ее старый учитель Кандаиди. Он держал в руке кувшин с водой и говорил о том, что она перестала слушаться звёзд. Что она слушает только свое сердце. Что ребенок, которого она ожидает – азиатский демон. И на нее наведена порча. Кто? – спросила Мария. Твоя соперница – ответил учитель. Мария чувствовала, что императрица затевает что-то против нее. Кандаиди «Я целый год не выходил из кельи для того, чтобы заговорить тебе вот этот кувшин воды» Он говорил о том, что ребенок умрет, если не уехать, не скрыться от проклятий в Молдавии. Было полнолуние. «Тамерлан не может умереть! Он бессмертен!» – закричала Мария. Мария хватает кувшин с водой, разбивает его и выгоняет вон старого учителя. Учитель уходит.

Мария на самом деле мечтала стать императрицей. Она намекала об этом Петру. А он ждал, когда молдавская княжна родит.

Тем временем Федор Репнин продолжал следить за Марией. Он разрывался между долгом и страстью. И уже подумывал закончить жизнь самоубийством. Как вдруг Мария вызвала его к себе.

Федор входит к Марии. Та дает ему поцеловать перстень на своей руке. Кокетливо на него смотрит. Федор признается ей в любви, предлагает руку и сердце. Уговаривает ее сбежать от Петра, уехать с ним в Англию, где они смогут безбедно жить и воспитывать ребенка, который должен родиться. Мария предлагает Федору сделку – она поедет с ним, если тот убьет императрицу. Он соглашается. В этот момент гремит гром. Молния ударяет в огромный дуб за окном, который загорается. У Марии начинаются преждевременные роды.

Врач, подкупленный Екатериной второй, подсунул молдавской княжне вместо снадобья заговоренный на смерть отвар. Поэтому у Марии случились преждевременные роды.

По двору ходили легенды, что Мария родила мальчика похожего на Тамерлана, без двух пальчиков. По легенде - во время одной стычки Тимур лишился двух пальцев на правой руке. Ребенок умер через несколько часов после родов. А сама она чудом остается жива и у нее исчезает шрам от ожога, полученного в детстве.

К больной Марии пришел черный монах, учитель Кандаиди, дал ей в руку снадобье, сказал, чтобы она принимала его. И добавил, что он будет заботиться о ней. Мария с благодарностью посмотрела на учителя. Учитель сказал, что Тамерлан покинул ее. И это к лучшему. Еще он сказал, что на Марию послано серьезное проклятие. Он постарается справиться с этим. Он знает, как это делать.

Кандаиди добирается до тела мертвого ребенка, закутывает его в одеяльце, несет в сад, закапывает в полнолуние. Гремит гром, гроза. Мария широко открывает глаза и опускается без чувств.

Кандаиди вступает в мистическую войну с Екатериной. Старый учитель владеет черной магией лучше. Плюс ко всему он читает по звездам.

Императрица понимает, что справиться с черным монахом при помощи магии у нее не получится. И она находит другой путь.

Кандаиди запирают в тюрьму. И скармливают крысам.

После смерти ребенка Мария не выходит из своей спальни месяцами. Но когда узнает о смерти учителя, она бежит в сад, поднимает ладони к небу и просит дать ей силы. Просит послать ей еще одну звезду.

Но небо молчит. После смерти учителя судьба окончательно перестала благоволить Марии. Через месяц умирает в страшных мучениях мать. Еще через месяц погибает отец, которого она очень любила.

Мария замыкается в себе, теряет способность спать. Она продолжает требовать от Федора Репнина смерти Екатерины. Но он в нерешительности.

Цепь злоключений завершает смертельная болезнь императора Петра.

Федор Репнин помнит об обещании Марии уехать с ним за границу. И когда Петр заболевает, он решается пойти на убийство Екатерины.

Федор Репнин крадется, подходит к покоям Екатерины. Вдруг слышит голос: «Император скончался!!!»

Федора это не останавливает. И он врывается в покои Екатерины, чтобы совершить задуманное.

Вокруг начинается суета и хаос. Но Федора Репнина не останавливает даже смерть Петра. Он входит в палаты императрицы с обнаженным клинком. И видит перед собой двух вооруженных гвардейских офицеров. Екатерина была готова к тому, что ее придут убивать.

Федор ранит одного противника. Ему удается ускользнуть от другого. Он убегает от преследования.

Федор врывается в покои Марии. Просит ее собираться сейчас же. Бежать – сейчас или никогда. Мария решается на побег. Они бегут. Но их настигают на окраине Петербурга. Бьют палками, гонят раздетыми через весь город обратно во дворец. Федора Репнина четвертуют на следующий день. Марии Катемир как колдунье коротко остригут рыжие волосы и отправят в отцовское имение – в Царицыно, что под Москвой.

В старину Царицыно называли проклятым местом. Сюда и была сослана молдавская княжна, фрейлина двора, первая светская львица, последняя любовь Петра Первого – Мария Кантемир, чары которой рухнули с рождением мертвого ребенка, которого называли мертвым Тамерланом.
Здесь в Царицыно, Мария уже не протягивала ладонь к звездам, а просила у неба одного – смерти ненавистной соперницы, погубившей ее саму, возлюбленного императора Петра и духа Тамерлана, Хромого Тимура.

И однажды в ночном небе Мария увидела знак – три кольца Тамерлана. Она громко засмеялась и упала без чувств. Екатерина вскоре умерла. Но Мария не избавилась этим от проклятия, а только усугубила его.
Бессонница вконец измучила ее. Она ночи напролет бродила по царицынскому парку. Сама себе выжгла на ладони три кольца. Пыталась вновь обрести чары.
Почувствовав приближение смерти, Мария сожгла бесценные документы, среди которых были ее дневники, письма брата – поэта Антиоха Кантемира, записки Петра и самое дорогое воспоминание – послание от Тамерлана – несколько слов на тюркском и рисованный тушью портрет маленькой девочки.
Мария искупала грехи, строила церковь в селе Улиткино, которое позже было переименовано в Марьино, дарила иконы и церковную утварь. Спасло ли это ее от проклятия Екатерины? Большой вопрос.

По одной версии Мария на смертном одре шептала: «Иду к тебе, Пётр» По другой версии что-то бормотала на персидском. А кто-то даже слышал имя Тамерлана. Здесь на глубине пяти метров под храмом равноапостольной Марии Магдалины покоится прах княжны Кантемир. Она до конца жизни хранила верность своей первой и единственной любви – императору Петру Первому.

29 апреля 1700 - 09 сентября 1754
дочь молдавского господаря, князя Дмитрия Константиновича и Кассандры Кантакузен, бежавших в Россию, сестра известного русского поэта Антиоха Кантемира, любовница императора Петра Великого.

В детском возрасте привезена в Стамбул, где жил её отец. Ее учителем был греческий монах Анастасий Кандоиди, секретный информатор русского посла в Стамбуле П. А. Толстого. Марию учили древнегреческому, латинскому, итальянскому языкам, основам математики, астрономии, риторики, философии, она увлекалась античной и западноевропейской литературой и историей, рисованием, музыкой.

В конце 1710 года вернулась с семьей в Яссы. Дмитрий Кантемир оказался союзником Петра по неудачной турецкой кампании и лишился своих владений по прутскому договору. С 1711 года семья жила в Харькове, с 1713 в Москве и подмосковной резиденции «Чёрная грязь».

И.Н. Никитин. «Портрет княжны Смарагды(?) Марии(?) Кантемир» — предполагаемый портрет Марии или её сестры?

Начала обучаться русской и славянской грамоте у литератора Ивана Ильинского. В доме отца Мария познакомилась с царем Петром I. В 1720 году, ожидая обещанного вознаграждения за поддержку в войне, Кантемиры перебираются в Петербург и овдовевший Дмитрий женится на юной красавице Настасье Трубецкой и окунается в вихрь светской жизни. Мария попыталась избегать утомительных увеселений, и этим навлекла недовольство царя, по приказу которого началось расследование, которое вели Павел Ягужинский и доктор Блументрост. 1 ноября в дневнике Ильинскаго записано: «Павел Иванович Ягужинский с доктором Лаврентием Лаврентьевичем (Блументростом) да с Татищевым (царским денщиком) приезжали осматривать княгиню и княжну: в правды ли немогут (нездоровы), понеже в воскресенье в сенате не были».

Дмитрий Кантемир

В родительском доме Мария принимала Петра I, Меншикова, Фёдора Апраксина, французского посла Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и другими дипломатами.

С Петром

Зимой 1721 года начался роман царя с двадцатилетней Марией, который поощрял её отец, и, по некоторым догадкам, его старый товарищ интриган Петр Толстой. В первые месяцы 1722 года, будучи в Москве, Мария отказала в своей руке князю Ивану Григорьевичу Долгорукову. В 1722 году Петр отбывал в персидскую кампанию: из Москвы в Нижний Новгород, Казань и Астрахань. Царя сопровождала и Екатерина, и Мария (вместе с отцом). Мария была вынуждена остаться в Астрахани с мачехой и младшим братом Антиохом, так как была беременна.

Валишевский пишет: «если верить Шереру, друзья Екатерины ухитрились оградить её от этой опасности: по возвращении из кампании Петр застал любовницу в постели, в опасном положении после выкидыша».

«В случае рождения сына у княгини, царица опасается развода с нею и брака с любовницею, по наущению Валахского князя».

По другим указаниям, Мария всё же смогла родить сына. Император Священной Римской империи жалует её отца в 1723 г. званием князя Римской империи, что делало её статус выше. Но сын Марии умирает. Царь вернулся из похода в Москву в декабре 1722 года.
Вероятно, верна версия о том, что роды у Марии произошли, но они оказались неудачными, и новорожденный мальчик умер. Майков пишет:

"Пока происходила эта экспедиция, в Астрахани, на государевом рыбном дворе, где было отведено помещение для Кантемирова семейства, совершилось издалека подготовленное темное дело. Княжна Мария преждевременно разрешилась недоношенным младенцем. Есть известие, что эти роды были искусственно ускорены мерами, которые принял Поликала, врач семьи Кантемиров, состоявший также при Царицыном дворе, — руководил же действиями Поликалы не кто иной, как приятель князя Димитрия П. А. Толстой. Ему не впервой было играть двойственную роль: сближая княжну с Петром, он в то же время хотел быть угодным Екатерине; несчастная княжна оказалась его жертвой, хрупкою игрушкой в его жестких руках. Теперь супруга Петра могла быть покойна; опасность, которой она боялась, была устранена."

Кантемиры уехали в орловское имение Дмитровку, где в 1723 году умирает и её отец. По его завещанию она получила драгоценности матери стоимостью в 10 тысяч рублей. Свои имения господарь завещал тому из сыновей, который по достижении возраста окажется наиболее достойным, это привело к многолетнему судебному спору четырех сыновей со своей мачехой, которая требовала 1/4 (вдовью) часть состояния — судебные тяжбы будут тянуться много лет (до 1739 года) и результат будет зависеть от того, кто будет на престоле, человек, расположенный к Кантемирам, или же нет.
Весной 1724 года Екатерина была коронована императрицей, а Толстой был возведен в графское достоинство. Когда осенью 1724 года Екатерина увлеклась Виллемом Монсом, связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но ни к чему не привела, поскольку в январе 1725 года он скончался.

После Петра
После смерти царя Мария серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, назначив своим душеприказчиком Антиоха. « Пока сенат обсуждал вопрос о наследстве умершаго господаря, княжну Марию снова постигла тяжкая болезнь. Нравственною причиною ея были, очевидно, те треволнения, какия ей пришлось испытать в последние годы. Внимание Петра, возобновившееся после его разрыва с Екатериной из-за Монса, возродило честолюбивыя мечты в сердце княжны; но неожиданная кончина государя нанесла им внезапный решительный удар».
После выздоровления проживала в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Екатерине I она находится в опале. При Петре II она переехала в Москву, где служили ее братья; пользовалась расположением сестры нового царя, Натальи. В 1727 году Мария способствует свадьбе своего брата Константина с княжной М. Д. Голицыной.

Портрет императрицы Анны Иоанновны

Благодаря милостям Анны Иоанновны, которая пригласила её ко двору фрейлиной (1730), Мария построила «в приходе Троицы на Грязех» два дома у Покровских ворот, пригласив Трезини. Когда двор решил вернуться в 1731 году в Петербург, Мария получила разрешение остаться в Москве. Эти милости были оказаны ей, так как её брат Антиох способствовал восшествию Анны на престол. В начале 1732 года Мария хлопотала в Санкт-Петербурге о получении новых вотчин, посетила Анну Ивановну, Елизавету Петровну, Бирона, Остермана, А. И. Ушакова. Хлопоты были связаны с продолжающейся тяжбой с мачехой.
Замуж Мария не выходит, отвергает руку грузинского царевича Александра Бакаровича, сына выехавшего в Россию в 1724 году Карталинскаго царя Бакара. Она удаляется от двора и подолгу живет в своем московском доме, впрочем, ведя светскую жизнь и общаясь с московской знатью. Присутствовала на коронации в Москве императрицы Елизаветы и сумела расположить к себе доктора Лестока и канцлера Воронцова. В 1730-х годах в её доме был литературный салон. В 1737 к ней сватается Федор Васильевич Наумов, но она отказывает, так как понимает из его слов, что он больше прельщен её предполагаемым состоянием.

Антиох Дмитриевич Кантемир

В начале января 1744 года она писала ему, что намеревается продать свои земли брату Сергею, а себе оставит лишь небольшой клочок, чтобы построить тут монастырь и постричься в нем. Раздосадованный этим известием, больной брат отвечал сестре письмом на русском языке, в котором сперва делал распоряжения на случай своего прибытия из Италии в Москву, а затем говорил: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем; я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусной чин, или буде то противно моей воли учините, то я в век уже больше вас не увижу. Я желаю, чтоб по приезде моем в отечестве, вы прожили всю жизнь со мною и в доме моем были хозяйкою, чтоб сбирали и потчивали гостей, одним словом — чтоб были мне увеселением и спомощницей».

Антиох, страдавший хронической болезнью, скончался в марте 1744 года в 35-летнем возрасте. На свои средства Мария перевезла тело брата из Парижа в Москву и похоронила его рядом с отцом — в нижней церкви Никольскаго Греческого монастыря.

Церковь Святой Магдалины в Улиткино (1748)

С 1745 года владела подмосковной усадьбой Улиткино (оно же Черная Грязь, оно же Марьино), где в 1747 году она построила церковь Марии Магдалины. Видимо, покупка была связана с тем, что соседнее поместье Гребнево принадлежало отцу её мачехи Настасьи Ивановны, князю И. Ю. Трубецкому. В августе 1757 года княжна Мария решила составить завещание.

Первым его пунктом было выставлено желание, чтобы в Марьине был построен женский монастырь; этим распоряжением княжна как бы желала исправить то, что не исполнила данного ею обета; точно определен был штат монастыря и назначены средства на его сооружение и содержание. Если же на основание монастыря не последовало бы разрешения, то часть определенной на него суммы назначалась на раздачу бедным, а остальныя деньги, равно как все движимое и недвижимое имущество предоставлялись братьям и другим родственникам. Похоронить свое тело княжна завещала в том же Марьине, и с тою же простотой, как погребено было тело князя Антиоха. Княжна уже хворала в то время, когда писала эти строки, а месяц спустя после того, 9-го сентября 1757 года, ея не стало, и немедленно затем началось нарушение ея предсмертных распоряжений: тело ея было предано земле не в ея любимом Марьине, а в том же Никольском Греческом монастыре, который служил уже усыпальницей для ея отца и матери, брата и сестры. Не состоялось также и основание женской обители в Марьине; наследники не настаивали на исполнении этого пункта завещания, потому что сопровождавшая его оговорка давала им возможность уклониться от того.

По местной легенде, Мария похоронена в построенной ею церкви.

Пленницы судьбы: Мария Кантемир (ВИДЕО)

В родительском доме Мария принимала Петра I, Меншикова, Фёдора Апраксина, французского посла Кампредона (6.11.1721). Поддерживала дружеские связи с Толстым, прусскими, австрийскими и другими дипломатами.

С Петром

Весной 1724 года Екатерина была коронована императрицей, а Толстой был возведен в графское достоинство. Когда осенью 1724 года Екатерина увлеклась Виллемом Монсом, связь разочарованного женой Петра с Марией возобновилась, но ни к чему не привела, поскольку в январе 1725 года он скончался.

После Петра

После смерти царя Мария серьёзно заболела, составила завещание в пользу братьев, назначив своим душеприказчиком Антиоха. « Пока сенат обсуждал вопрос о наследстве умершаго господаря, княжну Марию снова постигла тяжкая болезнь. Нравственною причиною ея были, очевидно, те треволнения, какия ей пришлось испытать в последние годы. Внимание Петра, возобновившееся после его разрыва с Екатериной из-за Монса, возродило честолюбивыя мечты в сердце княжны; но неожиданная кончина государя нанесла им внезапный решительный удар».

После выздоровления проживала в Санкт-Петербурге, но отошла от жизни двора. При Екатерине I она находится в опале. При Петре II она переехала в Москву, где служили ее братья; пользовалась расположением сестры нового царя, Натальи. В 1727 году Мария способствует свадьбе своего брата Константина с княжной М. Д. Голицыной.

Замуж Мария не выходит, отвергает руку грузинского царевича Александра Бакаровича, сына выехавшего в Россию в 1724 году Карталинскаго царя Бакара. Она удаляется от двора и подолгу живет в своем московском доме, впрочем, ведя светскую жизнь и общаясь с московской знатью. Присутствовала на коронации в Москве императрицы Елизаветы и сумела расположить к себе доктора Лестока и канцлера Воронцова. В 1730-х годах в её доме был литературный салон. В 1737 к ней сватается Федор Васильевич Наумов, но она отказывает, так как понимает из его слов, что он больше прельщен её предполагаемым состоянием.

В начале января 1744 года она писала ему, что намеревается продать свои земли брату Сергею, а себе оставит лишь небольшой клочок, чтобы построить тут монастырь и постричься в нем. Раздосадованный этим известием, больной брат отвечал сестре письмом на русском языке, в котором сперва делал распоряжения на случай своего прибытия из Италии в Москву, а затем говорил: «О том вас прилежно прошу, чтоб мне никогда не упоминать о монастыре и пострижении вашем; я чернецов весьма гнушаюсь и никогда не стерплю, чтоб вы вступили в такой гнусной чин, или буде то противно моей воли учините, то я в век уже больше вас не увижу. Я желаю, чтоб по приезде моем в отечестве, вы прожили всю жизнь со мною и в доме моем были хозяйкою, чтоб сбирали и потчивали гостей, одним словом - чтоб были мне увеселением и спомощницей».

По местной легенде, Мария похоронена в построенной ею церкви.